Село как будто вымерло знойным полднем: ни прохожего, ни машины... Нет, «железные кони» попадаются там и сям - без колес, лобового стекла или вовсе «скелетированные». Только крики чаек, воспитывающих непутевое подросшее потомство да редкий плеск волны. Штиль.

Териберка в последние десятилетия - невезучее место. Только ленивый не вспоминал ее как пример умирающей северной деревни, так и не оправившейся после падения советской власти. Потому так неожиданно звучит реплика мурманской художницы Раисы Чебатуриной:

- Переселюсь-ка сюда совсем! Люблю я Териберку.

С Раисой Сергеевной мы бродим по здешним песчаным пляжам. Самый большой, который острословы окрестили Газпром-бич - под откосом дороги, выстроенной к так и не выросшему на побережье газоконденсатному заводу. Сколько копий было сломано вокруг ее строительства - мол, и раскопки стоянки древнего человека на этом месте пришлось свернуть, и сельское кладбище трасса потревожит... Однако пока по ней проезжают лишь редкие автомобили желающих искупаться.

- Дорога огромная, но если пройти до конца, увидишь: она в никуда, упирается в скалу, - невесело рассказывает Чебатурина. - Такой вот символ.

Впрочем, наша собеседница редко ходит по дорогам, все больше с тяжелым этюдником на плече по нехоженым тропам, где и заблудиться несложно.

- Как-то попался мне заплутавший турист, - смеясь повествует она. - Говорю ему: «Не ходи в ту сторону, там медведя видели». - «Белого?!» - Конечно, говорю, белого. А зимой у нас еще и пингвины по подъездам греются!

На этюды Раиса Сергеевна приезжает сюда уже лет пятнадцать. Териберка для нее - любовь с первого взгляда. Маленький домик, выделенный местной администрацией, - своеобразная творческая дача, где живут месяцами художница и ее кот. Выбирается, как только основная служба позволяет: Чебатурина - главный художник театра Северного флота.

- Тут и летом, и зимой хорошо, - уверяет она. - Какие полярные сияния! А прибой из ледяных глыб на берегу делает скульптуры, - их называют рубаны.

На песке у наших ног треугольные следы - чайки натоптали. Вот они толпой сидят на отмели, а среди белоснежных красоток затесался один брюнет - ворон.

- Любит с ними тусоваться, к блондинкам тянет его, - шутит моя собеседница. - Чайки шайкой живут, а вороны парами, раз - и на всю жизнь. А знаете, как они поют? Да-да, не каркают, а поют. Я как-то битый час уговаривала его, красавца. Спел-таки, причем очень мелодично. А вон «щенята» побеждали, орут…

Щенятами она называет чаячьих птенцов. Действительно, язык не поворачивается назвать цыплятами этих подростков размером со взрослую птицу, отличающихся от родителей лишь окрасом и совершенно детским поведением.

Прямо из песка вдруг выпрыгивает крошечная рыбка - песчанка.

- Ты что, рыба, с ума сошла? - Раиса Сергеевна деловито относит в воду экстремалку. Она разговаривает здесь со всем живым. Не понимает художников, которые находят вдохновение лишь в местных руинах - живописных остовах кораблей и прочей неустроенности:

- Я этого не вижу, я смотрю «над», - глядите, какая красота! - на ее пейзажах и впрямь не заметишь следов пребывания человека. Церковка местная на холсте - и та призрачна, как воспоминание. Да так и есть: от териберской церкви осталась одна память - селяне давным-давно разобрали ее на дрова.

Так что на картинах - только природа. Она тут энергичная, живая: будь то скалы, уходящие в море, которые прозывают Три медведя, или сейды, в изобилии рассыпанные по их уступам.

- Энергичная, но не всегда добрая, - уточняет Чебатурина. - В округе есть места, которых боялась даже моя собака, когда я ее привозила. В одиночку туда не суюсь. А то пару раз бывало, стоишь у этюдника, пишешь - и ощущение, будто кто-то в спину глядит. Нехорошо глядит. Со всех ног убегала оттуда. И падала, и руки ломала, кстати. А есть такие уголки, где хорошо и спокойно.

Люди - местные жители - к мурманчанке-дачнице до сих пор относятся, как к диковинке, но в общем терпимо. Иногда за помощью приходят. Полиции, скорой и пожарки тут нет, поэтому, как говорит наша хозяйка, если она плохо себя чувствует, приходится или откладывать поездку в любимое село, или хорошенько запасаться лекарствами. А в остальном - надейся на себя да на Бога. Ну, МЧС иногда приезжает по вызову. Для иных териберчан художница сама, как МЧС:

- Чуть какая беда - звонят. Как-то позвонили: машина на перевале застряла в снегу. А я-то чем помогу?! «Ну что-нибудь-то, - говорят, - сделайте!»

Сделать «что-нибудь» самостоятельно селяне готовы не всегда. Мурманчанка вспоминает, как на адресованное курящим на лавочке соседям предложение починить упавший штакетник мужики отозвались: «Вот Путин приедет, пусть он и чинит».

- Ну, пусть ждут, - пожимает плечами художница. И сетует: - Люди - толковые и работящие - на глазах сгорают от пьянства.

- Когда питерские археологи здесь работали, мы с ними общались, спросила, чего ищут. Оказывается, стоянку первобытного человека. А, говорю, не там ищете. К магазину вечером подходите - все увидите!

Водка есть, работы нет. Здешняя безработица, правда, вопрос спорный: норвежские поселки сродни Териберке процветают за счет туризма. Было бы желание. И от Мурманска недалеко, и рыбалка тебе, и грибы-ягоды, и дайверам раздолье, и красота неописуемая...

Но захотят и смогут ли териберчане зарабатывать на уникальности своего места, принимать туристов - вопрос. Давно привыкли и смирились с безысходностью? Или хорошо знают, что бизнес по-русски не каждому по плечу? Кто был поактивней - уехал. Есть, правда, еще молодежь: совсем зеленой пацанвы тут пруд пруди. Развлечений в селе немного, перспектив тоже.

Несколько лет назад, кстати, Чебатурина эпизодически занималась с местными детьми рисованием. И хотела бы возобновить уроки, а не может - сердце не выдерживает. Поняла это однажды, когда ребята под ее присмотром делали монотипию - нехитрые красочные оттиски на бумаге. Ничего особенного, просто и доступно. Измазались, как чертята. Поначалу смутились, можно ли. А услышав, что в мастерской художника можно все, загорелись. После урока одна из девчушек доверчиво подняла глаза на художницу и потрясенно заявила: «Это был самый счастливый день в моей жизни»...

Но все равно, когда художница приезжает из города после театральной суеты, признается - как будто возвращается в родной угол. И хотя родина ее совсем далеко, в Батуми, с его звездными ночами и южной красотой, домом Раиса Сергеевна считает это неустроенное село:

- Здесь хорошо. Здесь чисто на душе становится.