Случевский Константин Константинович

http://emsu.ru/lm/cc/sluch.htm#22

Фотография Александра Бергана http://bergan.ru/

 СЕВЕРО-ЗАПАДУ РОССИИ

Вход в Териберскую губу. Путь промышленников на Мурман. Очерк трескового промысла. Шняка. Артель.

Ярус. Заготовка трески. Осмотр поселения. Церковь. Зуйки. Санитарная часть побережья. Обход

фактории, колонии и становищ. Значение рыбы мойвы. Морозники. Общество "Рыбак”. Соляное

дело в поморье.

Отрадно выйти из-под шторма и очутиться вдруг в царстве успокоения. Еще приятнее – и в этом

последнем чувстве есть даже некоторое злорадство – слышать, как гудит и мечется этот шторм за

вами, словно рычит, сердится, что вы ушли из-под него, рычит, вас не касаясь; в погоню за вами

долетают только какие-то клочья вихрей, которые кажутся вам сладкими дуновениями зефира

– так они приятны. Вход в Териберку довольно широк; справа скалы отступают назад, словно

пятясь от моря; они невысоки и вовсе не задвигают вида на него, так что от западного ветра тут

защиты нет; зато слева от северо-востока мы тотчас же заслонились темной завесью сумрачных

высоких гранитных скал. "Забияка”, входя, держался средины пролива; вправо, по

довольно далеким, отступившим назад от общей линии побережья, изможженным глыбам,

в черные непроглядные щели их, на совершенно лысые, округленные лбы, со всей мощью ударяла

океанская волна, вкатываясь высоко, и едва-едва имела время сбежать вниз, так как за нею шла

новая волна, и эта опять лезла, подбирая, подлизывая остатки прежней, и скатывалась сама,

подбираемая третьей. Глядя на эту гигантскую толчею, легко было представить себе, во

что должно обратиться любое судно, выброшенное в такую погоду на такие пенящиеся подушки.

Тут не могло бы быть никакого вопроса о каком бы то ни было сохранении судна; оно меньше чем в

несколько часов было бы разбито в щепы.

А что бы было с людьми! А наши поморы живут и зарабатывают свой хлеб в большинстве случаев

в подобных или вблизи подобных усложнении природы, и у них в распоряжении не "Забияка”,

а утлые суденышки, не компасы и штурманы, а привычка, сметка, чутье.

(Мемуары туриста).

Это было в июле. Полярное солнце с севера лило мягкий свет своих золотисто-алых лучей, искрившихся в эфире яркой голубой лазури.

По извилистой долине, тихо журча, струилась речка.

Альпийский шиповник¹, окаймляющий тундровой ерник² яркою багровою цепью крупных цветов, наполнял теплый воздух ночи нежным ароматом "роз”.

Среди этих сочетаний, там и сям выделялись фиолетовые альпийские астры³ окружающие сплошным бордюром широколистную чемерицу⁴; белел крупноцветный альпийский хмель⁵, высились густые заросли перистой гвоздики⁶; искрились крупные цветки огненной желтой [2] ромашки⁷ среди пышных миниатюрных лиловых цветов лесной герани⁸, незабудок, фиалок⁹, сердечнка¹⁰, вероники¹¹, вики¹² и других ярколепестных растений.

В чаще тундрового ерника непрерывно посвистывала тундровая ржанка¹³, "кудахтали” куропатки.

На отдаленном холме волнистой Тундры, освещенной яркими лучами солнца, заливался резвым тихим лаем "крестоватик”¹⁴…

Нужно быть в Тундре самому, чтобы постичь очарование дикой прелести этого царства "йоры”, понять всю прелесть этой яркой светлой ночи, эффект непрерывного дня, гармонию роскошных трав, блистающих "утреннею” росою!

Будничные невзгоды и "мирские” заботы перестают волновать вас, а простор огромной пустоши – "Тундры”, ютящейся в многих сотнях верст от людского муравейника, говорит о той [3] прелести, которая сокрыта в евангельском слове "свобода”!

Нет ничего красивее входа в Тириберскую губу, образуемого двумя массами гор; первая сереет громадами сплоченных скал, а вторая высится вдали, окутанная синевато-филетовыми тонами, на которых ложатся темные тени медленно подступающего вечера. Багровое зарево заката, заслоненное выступами скалистых берегов, мерцает и вспыхивает только на немногих вершинах, светящихся издали над океаном, словно маяки среди этого движущегося простора. Между двумя главными мысами, в самой середине виднеется третий. Тот весь в тени и только гребень его чуть-чуть отливает свинцовым блеском, тогда как остальная масса кажется скорее похожею на тучу, чем на матерую землю.

Между этими тремя мысами находится небольшой остров, красиво чернеющий в белых всплесках неугомонных валов Ледовитого океана. Еще приближаясь к наружному заливу, уже встречаешь на море множество карбасов, выметывающих ярусы или прицепившихся к спущенной снасти в ожидании второй воды. Тут артель спит спокойно, не заботясь о волнении океана, и только тогда, когда какая-нибудь непочтительная волна захлестнет за борт и обрызжет белою пеной покрученников – из шняки подымется недоумевающее, бородатое лицо, оглянет весь этот простор – и снова скроется в углублении. Случается, что мимо проходящие иностранцы, подшучивая над безобидным русским человеком, швырнут в него чем ни попало и тешатся беc[85]сильною злостью разбуженных покрученников. Вдогонку за обидчиками летят ругательства, которых, разумеется, те не понимают. Англичане являются в таких случаях еще более остроумие. Они, например, окачивают шнаку водою, из помп и т.д. Бывает и то, что предусмотрительная артель предварительно запасается камнями, и огорошивает иностранцев в свою очередь целым дождем неожиданных гостинцев.