Об авторе | Илья Владимимирович Анпилогов, родился 8 января 1982 года в Мурманской области в семье служащих. С 1994 года живет в городе Щигры Курской области, где в 1999 году закончил среднюю общеобразовательную школу. Во время службы в армии принимал участие в контртеррористической операции на территории Северокавказского военного округа. Учится на заочном отделении Курского государственного университета по специальности "журналистика”. С 2002 года печатается в газетах "Комсомольская правда”, "Курский вестник”, журнале "Континент”. В настоящее время работает в ЗАО "Конверсия XXI” в должности оператора систем спутниковой связи.

Если возле Седьмого Неба свернуть с дороги и по гребню сопки обойти свалку, то выйдешь на Балканы, откуда весь город — как на ладони.

Прямо внизу — Новая школа и "Роковые сороковые” (это дома), чуть дальше: Старая школа, Площадь, Адмиральское озеро и очаг культуры — Дом офицеров флота (ДОФ), огромные окна которого периодически выламывает "Ветер — раз”. Ветра€ здесь дикие.

За дотообразным ДОФом стоят мрачные башни девятиэтажек, "Софновая” школа и расплющилась по скале улица Душенова (по-народному — Собачьи выселки).

Справа на вершине сопки белеет у КПП роддом, а слева, за домами Вертолетки, зияющими пустыми окнами, — бухта Ягельная…

Здесь с детства спят в "койках”, "вырубают” свет "пакетниками”, "шхерятся”, когда надо спрятаться, и вместо половых тряпок — "палубная ветошь” из старого тельника, а слово "гальюн” знают все от мала до велика. Это мой родной город — военно-морская база Гаджиево, или, как написано у меня в паспорте, "Мурманск-130”.

Когда-то в городе было около трех десятков тысяч жителей, но он выглядел пустым, потому что половина из них "пахала моря” или "правила службу”, а вторая терпеливо дожидалась первую дома. Только неугомонные дети, бездомные собаки и бдительные патрули рассекали его улицы.

Как инструктировал тогда гаджиевский комендант: "Все черные шинели должны быть либо на службе, либо по камерам”.

Теперь Гаджиево выглядит несколько иначе.

Первое, на что обращаешь внимание, — это пустые дома. Хотя возле них подметено и убрано (намертво пришвартованный к пирсам флот занимается единственно доступным делом — "наведением порядка” и "ликвидацией бардака”), и пустота домов не кажется такой драматичной — но это летом под незаходящим солнцем, а зимой они выглядят гораздо страшнее.

Если мертвые дома бьют по глазам, то жилые норовят ударить в нос, так как в некоторых канализацию принято сбрасывать прямо в "трюм”, а оттуда она сама находит путь.

То, ради чего все это строилось, а именно корабли, сильно уменьшилось в количестве, ходят они в море крайне редко и ненадолго, поэтому многочисленные береговые службы резко свернули свою бурную когда-то деятельность (кормиться стало не от чего) и занялись прибыльным делом утилизации списанных субмарин. Флот же остался жить сам по себе и замер.

Теперь у жителей города иная градация.

Циники ждут увольнения по сокращению, когда не надо будет продолжать тянуть флотскую лямку, а получать все разом (пенсию, бесплатный контейнер, квартирный сертификат), но есть и романтики. Эти ждут "вероятного противника”, при наличии которого в базе и в море стало бы тесно от кораблей.

Однако ни сократить служивый люд, ни назначить ему противника страна никак не решится, поэтому каждый строит свою жизнь, как умеет, а по некогда пустым улицам теперь суетится народ: кто-то таксует, кто-то ворует, кто-то держит магазин, на пестрые вывески которого постоянно натыкается глаз. При этом народ еще и служит. Хотя денежного довольствия хватает лишь на то, чтобы обеспечить работой унитаз (для сравнения — буханка хлеба стоит здесь 25 рублей).

Утро начинается в городе с гимна из никогда не отключаемых радиоточек. Под его величественные звуки народ быстро завтракает и отбывает на службу, до которой сорок минут бодрой рыси и где зычные голоса главстаршин уже перекрикивают буханье матросских сапог.

В 8.00 над кораблями взмывают Андреевские флаги, которые спустят теперь лишь по заходу солнца. Только брандвахта флаг никогда не спускает, поскольку это единственный в базе корабль, который всегда на боевой службе, хотя большую часть времени экипаж занят добычей краба и селедки.

Ровно в 12.00 над городом раздается вой сирен. Это сигнал женам, что ровно через час их мужья примчатся на обед.

После обеда многие уже не служат, а готовятся к дежурной и караульной службам. Хотя база и съежилась сильно за последние годы, нарядов на душу населения меньше не стало.

18.00 — "море на замок”, и дело боеготовности базы переходит в руки дежурно-вахтенной службы, но наиболее ретивые могут служить и до программы "Время”, склоняя к этому же подчиненных.

Размеренный ритм службы нарушают только "авралы” — для встречи высокого начальства или уборки снега, занесенного в базу очередным зарядом. А еще случаются учения, которые традиционно приходятся на август, когда семга идет на нерест, и учения — удобный повод закрыть район промысла.

Эх, август, август… Самый благословенный месяц на Северах! В сопках к этому времени пропадают гнус и комары, но созревают ягоды, о чем красноречиво сигналят синие от черники лица мальчишек и ягодные бусы у девчат (только морошка уже начинает отходить, а брусника будет чуть позже), и начинается грибной сезон, или "грибалка”.

Подосиновики растут на Севере строго под березами, их оранжевые шляпки иногда бывают выше кроны дерева, а обиженные подберезовики толпятся прямо на голых сопках. Есть еще волнушки, горкуши, черные грузди и вездесущие сыроежки, а на известных только тебе плантациях таятся белые грибы.

День и ночь (благо она тоже день) утюжит народ сопки, протаптывая в хрупком ягеле целые дороги и заваливая тундру пластиком упаковок. Если же дождя не случится дня три, то над сопками качается дым: это венец творения человек поджигает сопки. Просто так. Из любви к природе.

Вдоль морского побережья по линии, до которой долетают соленые брызги прибоя, ищут старатели "золотой корень”. Это женьшень Севера — Роланда розовая.

Второй благословенный месяц в Гаджиеве — март.

Наконец-то кончается полярная ночь с ее изнурительной серостью. Ведь полной тьмы на северах не бывает, а есть прозрачно-серая мгла, в которой человека видно за версту.

Появившееся над сопками солнце тут же ставит весь город на лыжи и полозья, и становится понятным, почему огромная, но пологая сопка за озером называется Муравейник: все, что способно двигаться по снегу, теперь весь день находится там.

Кроме авралов, учений, "грибалок”, просто рыбалок и лыжни встряхивают город различные трагедии. Кто-то застрелится прямо в служебном кабинете, кто-то в озере утопится под окнами своей квартиры жене в назиданье. Или уставшая от пьянок мужа жена польет своего благоверного спиртом в целях поджога. Или собутыльники проткнут друга кортиками и прикопают в снегу возле тропы, по которой сами же ходили на службу.

Словом, обычная гарнизонная "бытовуха”, но бывают трагедии и мирового значения. Как, например, падение ракеты на пирс. Облако ядовитого окислителя могло бы превратить город в братское кладбище, но ветер отогнал его в море, где оно, по слухам, настигло рыбаков.

Случался здесь и захват моряком подводной лодки со всей ее ядерной начинкой. Моряк вполне мог бы сделать "грязную бомбу” — и тогда вокруг бухты Ягельная на много миль расстилалась бы "чернобыльская зона”. В таких случаях город обреченно ждет своей участи, так как бежать отсюда некуда и спрятаться негде. Формально убежища в городе, конечно, есть, но фактически они — чистой воды имитация, потому что никто никого спасать не собирается. Хлопотно.

Бывает, и корабли не приходят в базу. Как не вернулась в Ягельную подводная лодка К-219, ставшая парню из-под Вологды склепом на дне Саргассова моря. Его именем теперь назван кусок озерного берега, где сливается вся городская канализация. Это благодарность ему за то, что своим героизмом он прикрыл позор офицеров флота, струсивших, когда пришло время накрывать собой атомную амбразуру. Вообще-то моряки гибнут часто, но это — исключительный случай.

Власть в городе двойная: первая — начальник гарнизона, вторая — глава администрации, но где кончается одна и начинается другая, никто толком не знает, поэтому привычный к субординации народ по всем вопросам идет к военному начальству, а уже оно само решает, передавать ли вопрос куда-то еще. Однако рыночной экономикой города руководит комендант. Только ему ведомо, что и в каком объеме можно ввозить в город. Правда, есть еще "Военторг”, но он работает на себя и на верхние эшелоны власти, а потому — не конкурент.

Военные начальники, как и всякая власть, стараются оставить в истории города свой след. Один разводил на островах зайцев в целях снабжения города диетическим мясом. Другой строил дачу с резным палисадом на берегу живописного озера (при этом действующая дача в бухте Незаметная тут же разрушается, так как там нет рыбалки). Третий возводил монументы, фонтаны и детские городки (и это в городе, где снег лежит с сентября по июнь). Четвертый любил, чтобы "рябина клонила голову у тына”, поэтому, как только сходил снег, моряки выкорчевывали живучие рябиновые стволы из каменных сопок и все лето сажали их вдоль пути следования адмиральской машины (зимой бульдозеры сгребали посадки вместе со снегом, и весной все начиналось заново). Пятый боролся с пьянством так, что склонил народ к самогоноварению (особенно преуспели в этом деле матросы котельной-свинарника, которые из свиного пойла и дармового пара делали такой отменный напиток, что в очередь за ним шли по записи). Шестой воздвиг крест над островом посреди бухты, отчего он стал походить на огромную могилу и пугать суеверных подводников.

Словом, чудит власть, как может…

Коль есть в городе очаг культуры, то должна быть и она. Кроме фильмов и дискотек в ДОФе, Театр Северного флота ставит свои спектакли, но кумиры миллионов бывают тут редко. Как выразился певец Малежик, заехавший однажды в гарнизон, "Я всегда думал, что дальше Мурманска жизни нет”.

Жизнь дальше Мурманска все-таки есть, но, как сказано в лоции, "населенными пунктами Мурманского берега являются города Мурманск, Североморск, Полярный и поселки Печенга, Териберка”.

Все остальное — "временные поселения и стойбища”.

Сокращений и жаргонизмов флотского сленга

АВРАЛ — это когда пыль столбом и дым коромыслом.

БРАНДВАХТА — корабль — сторож у входа в бухту.

ВЕТЕР — РАЗ — буря.

ГАЛЬЮН — туалет.

ДОФ — Дом офицеров флота.

ПАКЕТНИК — выключатель

СОФНОВАЯ — от "Сов. новая” — т. е. совершенно новая.

ТРЮМ — подвал.

ШХЕРИТЬСЯ — прятаться.